Лучше бы я дописывала долги.
Но нет, увы. Монотонная, но требующая сосредоточенности работа сожрала весь мой ресурс. Поэтому сей фик -- игра ума, не более. Графомания цветет махровым цветом. Простите, люди добрые.
Название: Не-суета.
Автор: Елена
Бета: нет
Основа: ПНвС
Рейтинг: PG-13
Персонажи: ОМП, кое-кто из канона
Жанр: джен, приключения
Дисклеймер: Не претендую. Написано исключительно как игра ума.
Саммари: Представьте себе – вы приезжаете в Соловец сорок лет спустя и… и ниичаво. То есть совсем ниичаво. А вот дальше – об этом как раз наша история.
Не-суета
…и вообще не бывает так, чтобы все стало, как было.
МиМ
Матрос – это факт еще не состоявшийся,
еще возможны различные метаморфозы.
Из флотского юмора.
МиМ
Матрос – это факт еще не состоявшийся,
еще возможны различные метаморфозы.
Из флотского юмора.
Глава первая
Глава первая
…с его появления и началась
вся эта заваруха.
"Служебный роман"
вся эта заваруха.
"Служебный роман"
Я приближался к месту моего назначения. За окном мелькали жиденькие березки, за которыми виднелись аккуратные домики, похожие один на другой. В вагоне кроме меня и сидящей напротив старушенции в аляповатом цыганском платке никого не было. Старушенция везла корзину, плотно накрытую несвежими газетами. Корзину старушенция поставила себе в ноги, а рядом с собой на лавку водрузила клетку, в которой дремал огромных размеров кошак неопределенной породы. Кот только единожды за всю дорогу пошевелился – когда вагон особенно сильно тряхнуло на повороте перед Коробцом. Животное мявкнуло басом и подняло голову. Прежде, чем снова задремать, кот покосился на меня желтым глазом, и мне стало не по себе от этого взгляда.
До Соловца осталось по моим подсчетам минут десять. От долгого сидения у меня совершенно все затекло, и я то и дело сверялся с наручными часами, мечтая поскорее оказаться в кафешке на площади Победы – точке нашего с ребятами рандеву. Раздался звонок. Старушенция вдруг завозилась, ощупывая правый бок, полезла под вязаную кофту, долго шарила, наконец, достала откуда-то сотовый телефон, громоздкий, в черном чехле, какая-то совсем старая модель. Держа телефон в левой руке, старушенция принялась тыкать узловатыми пальцами в кнопки, подслеповато щурясь и беззвучно шевеля губами.
Я поспешно отвернулся к окну, почувствовав странную неловкость. Как нелепо смотрелась старушенция, в своем платке и опрятной долгополой юбке, с сотовым телефоном!.. От созерцания пейзажа меня отвлек низкий басовитый старушечий голос.
- Але! Але! – кричала она в трубку. Не "алло" или "алё", а именно так – "але!"
Я против воли улыбнулся.
- Але! Кто говорит?! Але! – надрывалась старушенция. - Кто говорит?!
Я включил плеер на полную громкость, и по ушам мне удалило бессмертное "Show Must Go On". Да, я поклонник классики, "неисправимый романтик", как зовет меня Анка. Я стал вспоминать Анку – какая она замечательная, какие у нее милые маленькие розовые ушки, как она смеется. Я поморщился. Даже сквозь "квинов" до меня долетал старушечий голос: "А ежели оне цыкать будут?!"
Наконец разговор закончился.
- Тьфу, бесовское отродье, - пробурчала старушенция и убрала сотовый в недра кофты. Было непонятно, кого она обозвала отродьем – того, с кем говорила, мобильную связь или вообще меня за то, что неприлично пялюсь на нее.
Старушенции было, наверное, лет сто. У нее была неприятная щетина под носом и мутные голубоватые глаза. Она сердито смотрела на меня не мигая, и я почувствовал настоятельное желание перебраться в соседний вагон.
Поезд обогнул жиденький пролесок и начал тормозить. Впереди замаячила платформа.
- Ну-ка, - сказала старушенция, - помоги-ка.
Я даже сначала не понял, что она обращается ко мне, занятый тем, что стаскивал огромный рюкзак с верхней полки. Рюкзак зацепился за сетку оттопыренным карманом и никак не поддавался.
- Ну, чего ждешь, - рассердилась старушенция, когда я, наконец, справился со своими вещами. – Помоги женщине.
Я так и сел обратно на лавку. Поскольку рюкзак я уже надел, то он оказался на сидении, а я, не ощутив опоры под пятой чакрой, чуть не упал в проход.
Я подхватил корзину, старушенция взяла клетку с котом, который даже не шелохнулся, и мы пошли к выходу.
- Ты смотри, не стибри чего, - посоветовала мне старушенция. – Я тебя живо в милицию сдам.
Я ничего не ответил на гнусные инсинуации.
- Куда нести? – только и спросил я, когда мы остались со старушенцией на платформе, а поезд отчалил, плавно покачиваясь.
- Тут недалеко, - отозвалась старушенция. – Да ты не бойся, тебе все равно по пути, - добавила она, зыркнув на меня. Я потащился за ней. Корзинка оказалась тяжелой и неудобной. К тому же в ней что-то подозрительно зашевелилось.
Мы шли какими-то задворками, мимо заборов, через которые свешивались на улицу ветви, усыпанные крупными яблоками. У меня уже стала отваливаться рука, когда мы свернули еще раз и оказались перед воротами и неприметной калиткой, приютившейся рядышком. Ворота были высоченными и навевали мысли о феодальных временах. На обоих створках висело по табличке. Надписи за древностью лет были нечитабельны. По левую сторону от калитки была прибита третья табличка, новенькая, с цифрой 13 на ней.
- Ну вот, - сказала старушенция. – Спасибо, милок.
Я пробурчал что-то в том смысле, что не за что.
- Ну как же не за что, - отозвалась старушенция. – Донес, помог бабушке, ничего не стибрил. А тебе, милок, теперь отсюда налево, потом опять налево, а дальше прямо по улице Ленина. А надумаешь, так возвращайся.
- Куда? – переспросил я.
- В кафе "Ромашка", говорю. Отсюда налево, - пояснила старушенция. Я открыл было рот, потом подумал, что, наверное, все не местные начинают знакомство с Соловцом с кафе "Ромашка", поэтому удивляться раздумал.
Старушенция явно ждала, чтобы я ушел и не видел, как она будет открывать дверь. Я кивнул ей и пошел налево.
В конце забора я все-таки обернулся. Старушенция искала в недрах кофты ключ. Кошак, выпущенный из клетки, бродил около. И вдруг он собрался в комок, миг – и оказался на заборе, спрыгнул вниз. И калитка отворилась.
Я покачал головой и пошел прочь.
Ребята меня уже ждали. Я положил рюкзак в общую кучу вещей, сваленных у стены, со всеми перездоровался и сел напротив Анки, с удовольствием рассматривая ее курносое личико и острые плечи. У нее милая детская манера закидывать голову, когда смеется, и я иногда говорю что-нибудь специально, чтобы она смеялась.
Неулыбчивая официантка подошла, чтобы принять заказ. Оказывается, ребята уже полчаса меня ждали и ничего не заказывали, раздражая посетителей громким разговором. Минут десять все галдели, обсуждая меню.
Потом Леха сказал: "Ну, все в сборе" и разложил на выцветшей клеенке карту местности и распечатку с описанием маршрута. Мы, едва не стукаясь головами, склонились над картой.
На ежегодную конвенцию в Питере я не попал, поскольку профессор, вернувшийся из командировки, подкинул мне интересную задачку. И мы с Костяном с двести второй кафедры ее месяц разбирали, и, наконец, решение забрезжило на горизонте аккурат за сутки до начала конвенции. Я позвонил ребятам и договорился, что в Питер не приеду, а поеду сразу в Соловец, на двухдневную ролевку. Роман Петрович идею проветрить мозги на природе одобрил, а когда узнал, что я еду не куда-нибудь, а на его родину, в Соловец, очень обрадовался и сказал, что места там дивные и я здорово там отдохну. "Вы уже решили, где там ночевать будете? А то я вам адресок один дам". – "Нет-нет, спасибо, мы палатки поставим". – "Палатки – это хорошо, конечно, но зачем же на земле, если можно в комфорте и на простынях? Сколько вас там будет?" Я сказал, сколько. Роман Петрович крякнул, потер горбинку на носу, а потом рассмеялся. "Да она с ума сойдет, когда к ней столько народу заявится", - с удовольствием пробормотал он себе под нос. Я спросил, кто "она", но профессор не ответил, нацарапав своим малочитабельным почерком на обороте листка с расчетами адрес и имя. "Вот, возьмите, Сергей, - сказал он. – На всякий случай". Поскольку я не собирался ни у кого ночевать, я поблагодарил и засунул адрес в карман джинсов, даже не посмотрев.
И вот мы обсудили планы, попутно сжевав тонну яичницы с хлебом и запив сильно разбавленным морсом, разобрали рюкзаки (я взял и Анкину спортивную сумку, за что Леха обозвал меня подхалимом, потому что Анка была мастером на игре, а я третьим с краю эльфом) и вышли из кафе. Вдалеке брехала собака, солнце слепило глаза, в воздухе пахло пылью и яблоками. Анка смеялась.
Мы пошли в сторону леса, начинавшегося сразу за огородами.
После игры вся компания осталась на полигоне – орать песни и пить разной степени крепости напитки, а я повел Анку к станции. За нами увязался Леха, которому я мысленно обещал на следующей игре накостылять по самое не могу за бестактность. Несомненно, у нас у всех был топографический кретинизм. То есть мы слегка заплутали, и электричка ушла без Анки.
- Так сильно есть хочется, что и переночевать негде, - сказал бестактный Леха. Я, раздуваясь от гордости, сказал, что если он нас накормит ужином в "Ромашке", то я берусь устроить нам ночь не в палатке, а – вспомнив слова Романа Петровича – в комфорте и на простынях. Анка немедленно пришла в восторг от идеи.
И мы разделились. Анку увел Леха, а я достал бумажку с адресом и стал вчитываться в каракули профессора. Разобрать имя владельца простыней было невозможно, я прочел только инициалы – Н и К – и первую букву фамилии – Г. Адрес был написан четче – Лукоморье, 13.
Выяснив у первого встречного аборигена направление, я отправился в путь. И обнаружив себя в начале уже знакомого переулка, внезапно понял, что каким-то парадоксальным образом то ли подозревал, что так и будет, то ли догадался, то ли просто под вечер разучился удивляться совпадениям. Остановившись перед воротами, я почувствовал, как по хребту пробежал холодок. Вступать в переговоры со старушенцией мне не хотелось, но получить разочарованный Анкин взгляд мне не хотелось больше, и я постучал. И калитка открылась тут же, словно меня уже ждали.